Всем охотникам знакома эта крупная дичь, которую они по праву считают завидным трофеем.
Гусь, как и журавль, — вестник весны. Появились гуси, — значит скоро наступят теплые дни. И каждому приятно видеть в бирюзовом небе быстро уходящие на север косяки гусей, ведомые опытными вожаками…
В России обитает двенадцать видов гусей, которые отличаются друг от друга размерами и оперением.
Оперение гусаков и гусынь одинаково, но гусаки всегда значительно крупнее. Голоса у гусынь и гусаков различны.
Биология всех гусей почти одинакова. Гуси относятся к долговечным птицам: отдельные особи живут до тридцати пяти лет.
Гуси являются резко выраженными моногамами. Самец, спарившийся с гусыней, не расстается с ней в течение всей жизни. В высиживании молодняка гусак участия не принимает, но в выращивании и охране потомства от врагов роль его весьма значительна.

Едва ли где в России можно найти такое разнообразие и обилие дичи, как за Уральским хребтом, в южной части Пермской и в Оренбургской губерниях. Трудно представить себе то громадное количество косуль в Урале, тетеревов — в березовых лесах предгорий, гусей, уток и прочей водяной и болотной птицы — на бесчисленных озерах обширного и богатого края.

В конце лета количество дичи, конечно, еще более увеличивается. К местовой птице прибавляются массы пролетной с севера, привлекаемой раздольем болот, многочисленностью пашен, обширными озерами, заросшими по берегам камышом и тростником и кишащими рыбой. Несметными стаями останавливаются здесь утки, тысячи гусей и казарок.

Об них, то есть о пролете гусей и казарок, и разнообразной охоте за этими птицами мы и будем говорить в этой статье.
I

Еще в начале августа, иногда в конце июля местовые гуси (принадлежащие к обыкновенной породе гуменников), до того времени таившиеся вместе с молодыми в прибрежных камышах озер и речек, собираются в стаи и начинают летать на пашни — исключительно овсы и горохи. Здесь иногда подстерегают их или подползают к ним, но охота эта редко бывает удачна: местовая птица слишком чутка и осторожна; молодые гуси не уступают в том старым, без которых не бывает ни одной стаи, состоящей обыкновенно из 2—3-х выводков.

Настоящая охота на гусей начинается гораздо позднее — в последних числах августа, когда появляются первые пролетные серя-ки. С того времени с больших болот Ирбитского, Камышловского уездов трогаются они в далекий путь и делают свой первый привал на бесчисленных шадринских и екатеринбургских озерах, окруженных необозримыми пашнями. Пришлецы эти всегда держатся отдельно от местовых гусей, не смешиваются с последними, и привычный глаз охотника всегда сумеет отличить коренных гуменников от стоялой пролетной птицы. Последняя летает иногда сотенными стаями, ходит и плавает заметно труднее, и перелеты ее на ночлег и кормежку далеко не имеют такой правильности: она летает зря, как говорят тамошние охотники. Между тем местовая птица, если ее не беспокоят, летает всегда на одни и те же поля и ночует постоянно на одном и том же озере. Конечно, и пролетные гуси, раз-другой побывавшие в переделках, уже не станут подпускать ни в телеге, ни навершне (т. е. верхового), тем не менее, несмотря на то, что они редко проводят на озерах более недели, их убивается несравненно более, нежели коренных гусей. Последние на открытом месте редко подпустят охотника с ружьем и на 150 шагов.

Большую часть дня как пролетные, так и местовые серяки проводят на полях. Задолго до восхода солнца, едва забрежжится восток, выплывают они из камышей, с криком и гоготаньем поднимаются на воздух и длинной вереницей летят на высоте больших деревьев в поле, почти всегда <на>овсы, реже горох, еще реже пшеницу, почти никогда на рожь и ярицу. А так как за поздним севом, недостатком рабочих рук и большими запашками страда затягивается иногда до начала, даже средины сентября, то первое время гуси непременно садятся прямо в хлеб и только в сентябре выбирают такие пашни, где хлеб еще лежит в суслонах и не свезен в клади. На голом жниве их заметишь редко, разве перед самым отлетом.

Во всяком случае, каждая стая гусей выбирает местом кормежки самые уединенные, наиболее отдаленные от жилья пашни и, как только начинается здесь уборка, выбирают себе новую, не менее пустынную местность, иногда верст за десять от прежней. Но если их никто не трогает и не стреляет, то серяки не особенно смущаются близостью жнецов и очень долго летают кормиться на одни и те же десятины. Горе тогда беспечному хозяину: стая гусей, повадившаяся летать на одно поле, уничтожает овсы на огромном протяжении. При виде этой помятой и потоптанной нивы, при взгляде на эту массу сломанных и обсыпавшихся колосьев с первого раза покажется, что не стая птиц, а целое стадо рогатого скота или табун лошадей произвел это опустошение. Разумеется, гуси не столько съедят хлеба, сколько примнут и осыплют его, тем не менее зачастую бывает, что целые поля, не стоящие жатвы, так и остаются неубранными. С этой точки зрения гуси еще вреднее уток, питающихся зернами, и несравненно безобиднее казарок, которые застают уже убранные поля и довольствуются тем, что подбирают упавшие семена и колосья. Редкие из них отеребливают верхний сноп суслона, до которого не достают и их длинные шеи.

Около 9 часов, иногда позднее, битком набивши зоб и пощипавши поблизости травки или свежей озими, насытившиеся гуси возвращаются обратно на озеро и плавают здесь часу до 3-го, редко, впрочем, заплывая в камыши. В полдни почти всегда замечаешь их на средине озера и только в уединенных глухих курьях, т. е. заливах, можно издали наблюдать серяков на песчаных берегах, совершенно открытых, лишенных и малейшего следа какого-либо кустика. Пополоскавшись в воде, наглотавшись песку, отдохнув в безопасном месте и переварив все невероятное количество проглоченной ими пищи, гуси снова летят на облюбованное ими поле и возвращаются на озеро только поздним вечером, при последних отблесках потухающей зари. Темные силуэты кустарников во мраке осенней ночи почти сливаются с очертаниями камышей и со стеною желтой нивы, деревья принимают самые причудливые формы, а гуси все еще не покидают поля.

Однако вечером они вовсе не кормятся с такою жадностью, как утром, и притом еще осторожнее. В это время нередко можно видеть, как стаи гусей бродят по лугу, пощипывая траву, или, лежа на брюхе, отдыхают тут в приличном отдалении один от другого, так как в противуположность казаркам серяки очень драчливы. Они никогда не ходят так трудно, как первые, и на земле всегда замечаются длинной вереницей, так что в поле редко удается убить более пары на один выстрел.

Но вот все царство пернатых уже покоится в глубоком сне; ночная мгла все более и более обволакивает окрестные предметы, и лишь последние лучи догорающей зари бросают слабый свет на гладкую, как зеркало, водную поверхность. Стаи гусей летят на ночлег. Со сдержанным гоготаньем осторожно садятся они на средину озера, постепенно, приостанавливаясь при каждом подозрительном шорохе, подплывают к камышистым берегам и наконец вступают в курьи, со всех сторон обрамленные высокою стеною камышей. Здесь нередко ждут их силья, не шелохнувшись поджидает охотник, укрывший свой утлый челнок в густой листве пожелтевшего камыша или темно-зеленой чаще тростника, а не то, дрожа от холода, по пояс в воде осторожно бредет к ним ярый промышленник.

Впрочем, человек со своим огнестрельным оружием и сильями не единственный опасный враг для гуся. Несмотря на свою величину и силу, последние нередко делаются добычей, разумеется, днем беркутов, кречетов. Только одни эти хищники могут справиться с серяком, и редкий ястреб осмеливается напасть на него. Даже орел-белохвостик, по-видимому, не может один на один справиться с гусем. На одном из озер, ближайших к Уралу, я застал однажды развязку борьбы гуся с белохвостиком. Несколько раз по-следний намеревался схватить сильную птицу, и каждый раз могучие удары ее крыльев обращали в бегство трусливого хищника. Наконец, когда оба соперника, измученные и общипанные, отдыхали в нескольких шагах один от другого — один на воде, другой на берегу, — откуда ни возьмись огромный беркут: свистя полусло-женными крыльями, как молния, спустился он с высоты и со всего маху ударил усталую птицу.

Еще больше донимают гусей соколы, которых гусь и казарка боятся всего более. Впрочем, большие соколы — кречета — здесь довольно редки, и только осенью, именно в пролет гусей, вылетают они в степь и на озера из Кыштымского Урала, особенно с берегов Уфы и Чусовой, где гнездятся. Не один раз случалось мне видеть, как сильный и смелый хищник летит наперерез стае и, когда гуси придут в смятение и, тревожно гогоча, начнут разлетаться, стрелой падает с высоты и убивает избранную жертву, иногда еще и другую, но уже из-под низу. На очень большую стаю, летящую в строгом порядке, по-видимому, и кречет нападает очень редко. По крайней мере, охотники рассказывают, что подобная смелость редко обходится даром кровожадному хищнику. Что же касается обыкновенного сокола и балобана, также большого ястреба, то они здесь, по-видимому, бьют только одиночных отбившихся гусей и ловят исключительно мелкую казарку и уток.
II

Между тем как пролет гусей совершается с большою постепенностью, почти незаметно для человека, не знакомого с местностью и обычными перелетами местовых гусей, казарки, напротив, летят необычайно дружно, и пролет их на озерах производит поражающее впечатление. Стая за стаей, не только всю ночь, но и целый день летят казарки, тронувшиеся с пустынных островов Оби, где гнездятся общественно — тысячами, подобно чайкам на Волге и здешних озерах.

Еще в последних числах августа показываются первые пролетные казарки, но эти передовые стаи малочисленны, летят в далекой выси и редко спускаются на пашни и озера. Без сомнения, это — птицы, но можно сказать утвердительно, что, например, белоло-бая казара гнездится не только в Верхотурском уезде, где я сам встречал ее летом, но и в смежном Камышловском уезде, под 56° с. ш., почти под одной широтой с Московской губернией, т. е. там, где гнездовье их было немыслимо и в прежние, далекие времена.

Но все это только предвестники наступающего валового пролета, о громадности которого среднерусские охотники не имеют и понятия. Даже пролет гусей на Волге дает только слабое понятие об этой массе гусей, летящих с гнездовьев к южным берегам Каспия и южные страны Азии. И это только крайние колонны необъятного потока летящей птицы, захватывающего в ширину несколько сот, более тысячи верст. Этот широкий путь птицы, летящей с северных окраин Западной Сибири, дробится на несколько главных и множество второстепенных, куда принадлежат и цепи екатеринбургских и шадринских озер. Главная же масса птицы тянет гораздо далее к востоку, следуя берегам Оби, Тобола и Иртыша. В верховьях этих рек, в пустынных Киргизских степях, пути пролета сливаются, но разбиваются в высоких горах Средней Азии. Отличная охота в предыдущих сезонах была у нас и в днестровских плавнях. Выезжали не менее чем на две недели. С ночи выезд, до обеда охота, потом отсыпаться.

Главные пути остаются без изменений, но направление второстепенных меняется через более или менее значительные промежутки времени, а также меняются и станции — места отдохновения и корма летящей птицы. Так, лет 20—30 назад на озерах юго-восточной части Екатеринбургского уезда убивалась масса казарок, о которой теперь помнят одни старики, правда всегда и везде любящие вспоминать свое старое время. В те счастливые годы гусей били на пролете целыми возами, солили сотнями на зиму. Все это совершенная правда, но обстоятельство это почти вовсе не зависело от изменения направления пролета: в самый разгар последнего казарки и теперь летят тысячами, стая за стаей, но большинство этих стай летит на пролет, саженях в 200 и выше от земли, откуда иногда уже смутно доносится их гоготанье, вдобавок еще ночью. Первый (?) роздых, первый привал утомленной и голодной птицы имеет место уже не здесь, а верстах в 60 к северо-востоку, на границе Екатеринбургского, Шадринского и Камышловского уездов, где и сейчас в Шаблише, Куяше и соседних озерах их бьют в огромном количестве.

Но возвратимся к самим казаркам.

Прежде всех в некоторых, хотя и редких, случаях в двадцатых числах августа появляются одиночные экземпляры и небольшие стайки т. н. немых казарок, немых гусей, больших — хрушких казарок, которые местами в Средней России, как в Ярославской губ., известны под названием кустарных гусей. Эти кустарные гуси даже еще крупнее серых и разнятся от них своим более темным и рыжеватым пером, черным носом и некоторыми другими признаками, о которых мы, впрочем, не станем говорить. По росту и виду их вообще легко смешать с гуменниками, но зато немые гуси резко отличаются от серых гусей и настоящих казарок своим глухим и хриплым криком: кричат немо, как выражаются здешние охотники, и отсюда произошли название немого гуся, большой немой казарки, в отличие от настоящей казарки-немка, впрочем довольно редкой на зауральских озерах. Случается иногда, что немые гуси замечаются и гораздо ранее, даже летом, но это одиночные отсталые экземпляры, подстреленные на весеннем пролете и залетовавшие на озерах. Впрочем, не так давно, лет десять назад, несколько пар немых гусей гнездились, по рассказам охотников, на одном из пустынных озер предгорий Каслинского Урала. Однако я не встречал их даже в Верхотурском уезде, на поемных озерах и глухих речках, впадающих в Сосьву с левой стороны, где начинаются непроходимые ельники, бесчисленные и необозримые моховые болота и местность постепенно принимает характер тундры дальнего севера.

Настоящий, валовой пролет немых казарок всегда начинается в первых числах сентября, около рождества богородицы (8 сентября) и продолжается 2—3 дня, редко более; затем количество пролетных стай сразу уменьшается, и после воздвиженья (14 сентября) до Иванова дня (26 сент.), иногда до покрова замечаются только запоздалые стаи и отсталые птицы. Вообще пролет немых казарок немного значительнее пролета серых гусей, с которыми они довольно сходствуют образом жизни: чаще других казарок замечают на воде, редко ночуют в поле, ходят далеко не так трудно и осторожнее последних.

Немного позднее, всего на несколько дней, впрочем, почти никогда ранее первых сентябрьских пасмурных и ветреных ночей показывается белолобая казарка — лысушка, плешивка приозерных охотников и рыбаков и малые немки. Последние, однако, несравненно малочисленнее белолобых казарок, которые с некоторыми более или менее значительными перерывами, зависящими от состояния погоды и направления ветра, летят сотенными стаями в течение двух недель. Позже всех казарок летит мелкая казарка — пискулъка, самая многочисленная и долее всех остающаяся на озерах. В середине сентября в туманную погоду и ненастье, ночью и ранним утром всюду, со всех сторон слышится ее звонкий безумолчный крик, прерываемый иногда менее пронзительным гоготаньем лысушек, еще реже хриплым криком запоздалых немых гусей. Прочие породы гусей здесь весьма редки, по-видимому, появляются случайно и то большею частию на весеннем пролете. Таковы белые полярные гуси и красношеяя казарка, впрочем более обыкновенная далее к югу, на озерах Челябинского уезда, уже в пределах Оренбургской губернии.

Независимо от последовательности пролета выше названных пород казарок как сила пролета, так и продолжительность остановок, в свою очередь, зависят исключительно от состояния погоды. Самый развал пролета бывает в самую дурную погоду, дождь и слякоть, иногда даже мокрый снег, годами выпадающий здесь в середине сентября, хотя ненадолго. Хорошо, если ненастье непродолжительно, — тогда усталые, голодные и, быть может, еще нигде не отдыхавшие стаи, предчувствуя ясную погоду, жадно бросаются на жнивья, массами спускаются на луга, садятся на озера. Но вместе с наступлением этих ясных дней затихает и самый пролет: почти вся казарка останавливается там, где ее настиг канун ясных дней, и трогается опять-таки накануне ненастья. Немногие продолжают безостановочно свой делекий путь и длинными вереницами тянутся высоко над землею, откуда уже едва доносится их звучный крик.

Напротив, весьма легко отличить те стаи, которые намереваются спуститься в окрестностях, хотя бы и за несколько десятков верст далее. Полет их уже более или менее низок, не имеет прежней силы и стремительности; они летят не прямо на юг или юго-запад, а иногда почти в обратном направлении; они не имеют уже такой правильности в расположении и нередко именно перед самым спусканием на землю сбиваются в беспорядочные кучи, кружатся на одном месте, как бы выбирая себе удобный ночлег и стоянку. И теперь еще в иные годы на ограниченном пространстве нескольких десятин можно встретить по 10—20 стай, по 50—150 особей в каждой. Всего труднее летят и вместе с тем всего многочисленнее стаи мелкой казары-пискульки — самой глупой и смирной из всех своих сродственников. Промышленнику нередко удается свалить из своего харчистого, далекобойного, хотя и далеко неприглядного Ружьишка, зараз до десятка этих доверчивых птиц — и все-таки стая отлетает на недальнее расстояние и еще не один раз подпускает охотника с подъезда. Отсталые и заблудившиеся пискульки чаще всех пристают к стаям домашних гусей и тогда подпускают на несколько шагов.

Оставляя, однако, на время в стороне собственно описание разнообразных и крайне утомительных способов охоты, которые навряд ли соблазнят избалованного ружейного охотника с легавой собакой, — все эти охоты с подъезда, в телеге и навершне, с загоном, ползком, ночную стрельбу в камышах, в лодке и бродом, наконец, ловлю сильями, — мы сделаем теперь краткий очерк осеннего образа жизни казарок и закончим эту главу описанием пролета 1869 года, оставившего во мне, еще малознакомом со всеми богатствами громадного зауральского края, неизгладимое впечатление.

Все породы казарок редко подолгу стоят на одном месте, чем резко отличаются от пролетных гуменников; они, видимо, торопятся своим отлетом в теплые края, почти никогда не кормятся долее трех дней кряду и при первом попутном ветре (т. е. северном и северо-западном, дующим им в спину) продолжают свой далекий путь и останавливаются снова за многие сотни верст далее к югу. От таких продолжительных перелетов, которые длятся по нескольку дней, от неустанного махания крыльями и, быть может, других болезненных условий у многих под крыльями замечаются как бы круглые вздутия — желваки, или мозоли, как называют их каслинские промышленники. Однако я не видал этих наростов и ничего не могу сказать об них, хотя не один раз замечал казарок, весьма тяжело поднимавшихся с земли, не иначе как после довольно продолжительного разбега и взмахивания крыльями, и находившихся всегда в хвосте колонны на некотором расстоянии от нее. Другим охотникам иногда случалось не только стрелять таких больных казарок, но и настигать их и ловить руками. Но, конечно, большая часть подобных индивидуумов становится добычею хищных птиц, особенно соколов. Далее к востоку, в Шадринском уезде, многие башкирцы держат для охоты на уток и казарок ученых ястребов и соколов, но я мало знаком с этого рода охотою и не могу сказать о ней ничего нового. Не следует, однако, что казарки, столь общежительные и миролюбивые птицы, особенно боялись ученых и диких хищных птиц. На большую стаю казарок сокола нападают редко, и бывали примеры, что казарки забивали до смерти хищника, спустившегося на землю вслед за убитой им птицей. Башкирцы говорят, впрочем, что сокола при виде угрожающей им опасности дают тягу, а не то будто бы прячутся под крылом убитой казарки и под этой защитой храбро выдерживают нападение.

Кроме этого согласия и дружелюбия, казарки отличаются от гусей также и тем, что никогда почти не ходят гуськом, как последние, а плавают и пасутся в поле очень трудно, один подле другого, почти кучей, особенно пискулька, которая и летит более неправильной массой, даже теснее уток. Притом все породы казарок, не говоря о последней, гораздо смирнее гусей, изредка подпускают на выстрел пешего охотника, прямо на них идущего, и случается иногда, что не только не удаляются от него и не слетают, но останавливаются как бы при виде незнакомого животного, возбудившего в них удивление и любопытство. Еще охотнее и ближе подпускают они собаку, которая, вероятно, напоминает им заклятого врага — песца, разорителя гнезд и главного истребителя линяющей птицы в необитаемых тундрах. На этом враждебном отношении казарки к собаке основан даже особый род охоты на них. Охотник прячется за кустом на меже или берегу, за озерным валом, намытым из песку и выброшенных непогодой стеблей камыша, и по направлению к пасущейся или плывущей стае кидает куски хлеба своему Шарику, Кутьке либо Каньке; казарки, привлеченные видом собаки, бегающей взад и вперед, подплывают или подходят все ближе и ближе, сбиваются в кучу; еще один момент — и спугнутое выстрелом стадо, оглашая воздух своим криком, хлопая в сумятице крыльями, поднимается на воздух, оставляя на месте много убитых и раненых.

Впрочем, казарки опять-таки в противуположность серякам, без сомнения вследствие голода и избытка воды во всех низинах, мало держатся на озерах и днем летают туда иногда на несколько минут, редко на полчаса или час. Напившись, пополоскавшись и вычистив свое перо, запачкавшееся в размякшем от дождей черноземе пашни, они снова летят подбирать колосья на жнивах, общипывать суслоны и хлебные клади, щипать озимь и свежую траву на скошенных лугах. Казарки даже не всегда ночуют на озере и в лунные ночи с прилета кормятся, по-видимому, и в полночь. Стоялые и уже более сытые казарки ночуют более на воде, но и они днем отдыхают более на лугах, нежели на озере. В середине сентября на ровной глади скошенного луга нередко видишь тесно сгрудившихся казарок, издалека чернеющих своим темным оперением.

Изо всего громадного количества стай прилетной казарки, однако, и в лучшие годы едва ли сотая доля останавливается на озерах Екатеринбургского уезда. Большая часть этой птицы уже нашла себе отдых на озерах Камышловского уезда в Шаблише, Ку-яше, о которых было сказано, а потому летит мимо, делая следующий привал уже в пределах Оренбургской губернии, на пашнях и озерах Челябинского, Троицкого и более южных уездов.

Несмотря на то, зрелище осеннего пролета казарок всегда производит потрясающее впечатление на охотника, перенесенного из центральных губерний в почти первобытный и неизведанный край на границе Европы и Азии, край, поражающий разнообразием своих богатств. В недрах Урала, покрытого необозримыми лесами, сокрыты бесчисленные сокровища; за ним расстилаются роскошные черноземные степи, почти не тронутые плугом, усеянные несметными озерами, кишащими рыбой. И какая жизнь кипит на этих озерах в осеннее время года!

Как теперь представляется мне та ненастная, но бессонная ночь на 14-е сентября 1869 года, проведенная мною вдали от селения, в уединенной заимке (полевой избе) среди Каслинских и Тибуцких озер — одной из главных стоянок пролетной водяной птицы. Еще с утра, несмотря на безоблачное небо и сильный северо-западный ветер, барометр предвещал перемену погоды и близкое наступление продолжительного ненастья. Задымился Урал; белые клубы тумана, прихотливо извиваясь в логах, подымались все выше и выше. Вот они уже окутали вершины сопок, и дальние горы скрылись от взоров. Ветер стих; с востока медленно ползли низкие беловатые тучи, слегка алевшие в отблеске заходящего солнца. Как бы громадная завеса медленно обволакивала горизонт; сырая холодная сырость чувствовалась в воздухе, пронизывала насквозь. Еще час — и с последними лучами потухавшей зари подул восточный ветер, заморосил мелкий осенний дождь. Темная мгла окутывала уснувшую природу, не слышно ничего, кроме скрипящего шелеста камышей; вся птица давно скрылась в своих укромных убежищах, только изредка крякала какая-то неугомонная утка, слышался заунывный стон гагары.

И вдруг среди однообразного и унылого шума ветра вдали послышалось звонкое гоготанье передовой стаи казарок; еще одна минута — и вся природа оживилась как по мановению волшебства: воздух огласился безумолчным криком летящей птицы и пробужденного населения озера. Всюду слышалось гоготанье и свист крыльев бесчисленных, но невидимых стай — налево, направо, то выше, то ниже. Здесь со звонкими переливами пищит малая казарка, там гогочет белолобая казара, изредка глухо прокричат отсталые немые гуси, и вторят им из камышей стоялые немки; там и сям стремительно пролетит огромная стая свизей, гоголей и других уток. Начался настоящий валовой пролет птицы.

Долго в немом удивлении стоял я, пораженный этим громадным множеством птицы, с упоением прислушиваясь к этим радостным, хотя и не всегда понятным звукам; однако напрасны были усилия рассмотреть что-либо во мраке ненастной осенней ночи. О числе пролетных стай можно было судить полагаясь на один слух, но количество это было невероятно: в течение получаса около полуночи я насчитал более 200 стай одних казарок, пролетевших в ближайшем расстоянии, и между тем, самый разгар пролета был уже около 6 часов утра, когда, утомленный дневною охотою и бессонной ночью, я давно спал мертвым сном.
III

Рассмотрим теперь вкратце, как охотятся или, вернее, добывают гусей на зауральских озерах.

Прежде всего следует сказать несколько слов о ловле этой птицы. В прежние годы, лет 20 назад, когда гуси останавливались на озерах в гораздо большем количестве, их ловили десятками, а сетями целыми сотнями, но теперь в Екатеринбургском уезде последний способ, кажется, уже нигде не употребляется; если где и ловят сетями, то только в Шадринском и Челябинском уездах. Так, по крайней мере, говорили мне каслинские охотники, которые еще хорошо помнили, как лет 20—25 назад на Аллаках, Косигаче и прочих озерах ловили таким образом множество гусей. По словам их, в сентябре в базарные дни в Каслинский завод казарки и частию гуси привозились тысячами — возами верст за 70—100 и продавались не дороже 10—15 к. за пару. Теперь же ценность их возросла слишком вдвое и пара гусей и крупных казарок стоят иногда 40 к.

Для ловли гусей, по-видимому, почти всегда употреблялись старые мережи, т. н. режь, т. е. передняя крупноячейная сеть, в которую и крупная рыба проходит беспрепятственно, но, встречая плотно прилегающую другую, частую, запутывается плавниками. Но так как мережа сама по себе слишком коротка и узка, то несколько десятков их связывались вместе. Специально приспособленных для этой цели сетей нет вовсе, но в других, соседних, местностях вместо мереж берутся заячьи тенета, которыми позднею осенью здесь ловят, как, напр., бульзинцы, громадное количество зайцев — по нескольку тысяч в зиму.

Каким образом расставлялись сети, какие условия принимались в расчет при постановке их, я не мог узнать, но, судя по всему, они всегда расставлялись на берегу озера, и весь успех зависел от верно угаданного или замеченного направления перелета гусиных стай. В большинстве случаев сеть прикреплялась к высоким деревьям, конечно наслаби и так, чтобы можно было легко уронить ее, на высоте 5—7 сажен, причем нижний конец сети далеко не доставал земли и придерживался бечевками, которые так же, как и верхняя бечева, находились в руках охотников. Весь успех зависел от ловкости последних и своевременного урона сети. Конечно, эта ловля производится, когда уже совсем стемнеет, даже ночью, когда гуси и казарки ворочаются с поля на воду. В очень редких случаях сети расставлялись на высоких жердях на самом озере, и потом туда загоняли птицу, но таким образом ловили, кажется, только одних уток и мелких казарок, которые смирнее и глупее прочих.

Но повторяем, ловля сетями, по крайней мере в описываемой местности, сделалась уже достоянием предания, почему и не может быть описана как следует. Другая ловля птиц, именно петлями, т. е. силками, имеет здесь еще весьма обширное применение и употребляется как весною, так и осенью и зимою. Заметим кстати, что вред от сильев в последние времена года гораздо значительнее, чем весною, так как весною (на токовищах) попадаются исключительно самцы — косачи, турухтаны, дупеля, между тем как осенью и зимою мы видим, по крайней мере у тетеревов, совершенно обратное отношение, по той простой причине, что тетерки — рябуш-ки, собирающиеся здесь в отдельные стаи, несравненно доверчивее чернышей. Это обстоятельство очень хорошо сознается самими промышленниками, и, в свою очередь, я не один раз был свидетелем, как из сильев на хлебных кладях и из особых ловушек, устраиваемых для тетеревов, тоже шатров, вынимались исключительно рябушки.

Гусей, а также уток ловят сильями исключительно осенью по той причине, что стаи обыкновенных пород уток весною очень скоро разбиваются, пролет гусей и казарок весьма незначителен и кратковременен, а гоголи, нырки и прочие утки-рыбаки, очень долго остающиеся на здешних озерах, очень редко заплывают в камыши. Последние составляют необходимое условие для этого способа ловли не потому, чтобы к ним можно было всегда прикреплять петли, а потому, что в них постоянно находятся как бы водяные тропинки, прогалины или искусственные проходы, проложенные водяной птицей, где, конечно, постановка силков представляет наиболее удобств и шансов на успех. Для уток силья еще прикрепляются иногда к стеблям камыша; но сильный гусь легко может разрезать, иногда даже вырвать камышину, тем более хрупкий стебель тростника, а потому для ловли их обыкновенно вбиваются наискосок колья, и самые силки плетутся из десяти и более волосков; иногда, впрочем, основу петли составляет крепкая и тонкая бечевка, для большей упругости обвиваемая волосом. Почти всегда силки расставляются таким образом, чтобы самая петля стояла перпендикулярно к поверхности воды и на некотором расстоянии от нее, так как в лежачие петли водяная птица попадает довольно редко. Нередко в проходах можно встретить десятки, даже сотни силков, расставленные в несколько рядов, что делается потому, что многие из уток (?) и почти все казарки, кажется, только кроме немой, не обращают внимания на попавшегося в петлю товарища и плывут далее. Большею частию водяная птица попадается в петлю шеей.

Гораздо более интереса, чем ловля, представляет для охотника настоящая охота на гусей, т. е. стрельба их. Собственно охота на этих птиц разделяется на охоту на земле, т. е. на пашнях и лугах, и охоту на воде; стрельба же влет на перелетах известна здесь весьма немногим промышленникам, которые вообще бьют только сидячую птицу. Здешний охотник лучше пролежит несколько часов подряд, поджидая, покуда гуси подплывут, иногда подойдут в меру выстрела, чем рискнет выстрелить в стаю, пролетающую над его головой. Самое большее — он убьет пару, а тут он хоть и продрогнет на порядках, но все-таки выждет удобного момента, когда стая сплывется труднее, — и громыхнет на славу из своего немудрящего ружьишка.

Охота на земле с подъезда или подхода принадлежит к числу самых утомительных и тяжелых, так как в настоящее время не многие стаи казарок, даже пискулек, подпускают на выстрел, не говоря уже пешего, но даже охотника навершне или в телеге. Здесь очень редко обходится без того, чтобы не пришлось проползти иногда нескольких десятков сажень по липкой черной грязи размякшей пашни, и надо быть очень страстным охотником и не иметь в виду ничего лучшего, чтобы употреблять этот способ добывания птицы, самый обыкновенный у местных промышленников. Я, впрочем, несколько раз имел терпение подползать к гусям, но только один раз пришлось стрелять мне по сидячей, а не по поднявшейся стае, почему потом я стал уже посылать в противоположную сторону загонщика, через что мой грязный путь значительно сокращался, а иногда в нем и вовсе не имелось надобности.

Обыкновенно при охоте с подъезда поступают здесь следующим образом. Охотник с товарищем, а иногда просто с мальчишкой, так как в другом стрелке не имеется никакой надобности, садятся верхом и отыскивают на полях стаи гусей и казарок или же замечают, куда спустились они. Завидев гусей, оба всадника, соображаясь с местностью, делают один, иногда даже неполный, круг и подъезжают к стае шагов на 100 или 200, смотря по породе. Проезжая, конечно, шагом мимо какого-либо куста, дерева, стога (зарода) сена или клади и суслона на этом расстоянии, стрелец, не останавливаясь, проворно сваливается на землю у куста, а товарищ его продолжает ехать далее. Высмотрев как следует из своей засады направление, которого ему следует держаться, и приняв во внимание расстояние, отделяющее его от стаи, промышленник начинает подбираться к ней ползком, стараясь опять-таки прикрыться и воспользоваться всеми неровностями почвы и т. д. Вообще он заранее замечает себе место, с которого ему можно стрелять и вместе укрыться, высмотреть стаю, а иногда даже подождать, покуда она не сгрудится. Остается теперь самое главное — незаметно, не возбудив никакого недоверия в вожаке стаи и сторожевых гусях, подползти к ней. Но так как ползти приходится непременно на брюхе, то, очевидно, это гимнастическое упражнение не представляет ничего заманчивого и удается далеко не всякому охотнику. Промышленники же достигают в нем такой степени совершенства, что остается только подивиться их выносливости, терпению и неутомимости. Я сам не раз был свидетелем, как они проползали на брюхе, не сгибая ног, т. е. главным образом притягиваясь руками, из которых правая еще держит ружье более 50, иногда до ста сажен, что бывает, когда стая почему-либо идет в противоположную сторону.

Выстрелив в сидячих гусей, промышленник сейчас же бежит подбирать убитых и раненых, а товарищ его навершне наблюдает, не упадет ли или не отстанет какой-либо гусь из стаи, и смотрит, куда опустится стая. Впрочем, редко удается в тот же день стрелять тех же самых птиц, так как они уже весьма недоверчиво смотрят на приближающихся всадников. Это имеет значение, только когда чем-либо потревоженная стая снялась до выстрела. При этой охоте всего выгоднее употреблять двуствольное ружье, далеко бьющее крупною (обыкновенно 1 №) дробью, так как почти всегда можно надеяться вышибить из поднявшейся стаи вторым выстрелом еще одного, а при удаче — и пару гусей или казарок. По рассказам охотников, нередко также бывает, что, если подстрелен вожак, пролетные нестреляные гуси, особенно казарки, поднявшись, снова спускаются к нему; бывали случаи, что промышленник успевал из засады снова зарядить свою одностволку и выстрелить в другой раз, хотя и с меньшим успехом. Редко удается застрелить на земле более 3-х, много 4-х гусей, но при некоторой сноровке и терпении нетрудно убить из харчистого дробовика до десяти казарок, особенно пискулек. Бывали даже случаи, что с одного выстрела ложилось до 15-ти штук мелких казарок. Заметим кстати, что подстреленные гуси и казарки, особенно с подшибленным крылом, тотчас же бегут, прижав голову к земле, в высокую траву, хлеб, даже кусты и прячутся там так искусно, что нескоро найдешь их. А потому надо ловить их как можно скорее и не иначе как за шею; крупные породы пребольно бьют крылом, а также щиплются.

Между тем как охота с подъезда может назваться одним из самых активных способов добывания птицы, стрельба гусей с берега, с лодки и шалаша, вообще стрельба на воде, основана на выжидании и подстерегании птицы. Весьма немногие промышленники (я знал только одного такого) подходят к стае гусей, севшей на ночлег в камыши, да и кому охота брести, иногда по пояс, в воде в холодную сентябрьскую ночь и рисковать ничего не убить, так как весьма трудно в тихую погоду идти водой без малейшего шума и всплеска.

Точно так же весьма малоупотребительна и стрельба гусей из шалаша. Это обстоятельство объясняется, во-первых, тем, что это вообще весьма осторожные птицы, крайне не доверяющие всякому подозрительному или новому предмету; во-вторых, зависит от того, что пролетная птица остается так недолго, что не успевает привыкнуть к последнему. Вот почему шалаш, столь удобный при стрельбе уток, не достигает здесь своей цели. Только одни местовые гуси, давно приглядевшиеся к нему, могут сделаться добычею охотника, да разве сдуру подсядет к нему какая-нибудь шальная стая пискулек. Шалаши делаются обыкновенно на мысах, островках или так называемых лавдах, т. е. трясинах, иногда плавучих островах, что совершенно верно, так как при сильных ветрах в большой прибыли воды они отрываются от берега и снимаются с мели и носятся по озеру до тех пор, пока не прибьет их к подветренному берегу или они не встретят на своем пути еще более мелкого места. В камышистых лавдах, вообще в камышах, следует делать шалаш из того же материала; на окрепших трясинах, где уже растет тальник, а иногда и чахлые березки, можно строить его из одних прутьев. Во всяком случае, никогда не следует делать шалаши из сена и очень высокими.

Еще менее заманчиво подстерегание гусей днем за озерным валом, так как успех тут зависит иногда от простой случайности. Хотя, конечно, не подлежит никакому сомнению, что стая гусей или казарок, севши на воду, гребет всегда на ветер, тем не менее днем они редко подплывают близко к берегу, разве он совершенно открыт, а следовательно, не представляет укромных мест для охотника. Наконец, на собаку (см. начало статьи) не только гуси, но и казарки идут теперь очень плохо.

Самая лучшая охота на гусей, бесспорно, стрельба их из лодки в лунные ночи. Вообще всякий испытавший какую бы то ни было ночную охоту, начиная с вечерней тяги вальдшнепа и кончая лу-ченьем рыбы, конечно, согласится со мной, что главная привлекательность охот подобного рода заключается никак не в ее добыч-ливости, что бывает весьма редко, а в той торжественности и поэзии, какая заключается в ночи и ее таинственных звуках, затрагивающих совсем другие, и конечно лучшие, струны охотника. Лицом к лицу с природой он только ночью выучивается понимать ее и сознает ее величие.

Как охота выжидательная, ночная стрельба гусей из лодки в камышах может показаться иному нетерпеливому охотнику, подобно стрельбе на чучела, слишком скучной, но я никогда, даже при полнейшей неудаче, в обоих случаях не раскаивался и не бранил себя за неудачную поездку. Разумеется, ночная охота на гусей далеко не может сравниться, например, с лученьем, тем более ночной охотой на лося из лодки, с которой я со временем познакомлю читателей 1 . Последние, как охоты активные, стоят несравненно выше пассивных, тем не менее я всегда с удовольствием вспоминаю сентябрьские ночи, проведенные мною в камышах Тибуцких озер.

Бывало, с нетерпением ждешь того времени, когда по всем признакам и расчетам, основанным на состоянии погоды, луны и ветра, надеешься на успех. Еще едва наступят сумерки, осторожно вплываешь в лес камыша и, подъехав к заранее примеченному ночлегу гусей и казарок — широкой курье, как бы озеру среди желтой нивы камыша, поспешно делаешь все необходимые приспособления: срезаешь или подламываешь вершины камыша, делаешь в них амбразуры и тихо поджидаешь прилета первой стаи. Стадо уток, сделав несколько кругов, садится поодаль лодки, но заметив охотников, с кряканьем летит в другой конец камышей; еще другая летит мимо; вот еще стая гоголей со свистом пролетает над самой головой и садится на середину озера; вдали зашлепали бесчисленные лысухи, и скоро зашелестили камыши от множества пробиравшейся по ним водяной птицы. Скоро все смолкает; быстро потухает вечерняя заря, наступает темная осенняя ночь; гусей все еще нет. «Га-га-га-га», — послышалось вдали, и огромная стая казарок с шумом садится на средину озера; еще стая, еще и еще; одна за другой летят они с лугов и полей Каслинской и Тибуцкой дач — заснувшее озеро снова оживает. Но через полчаса все тише и тише, все реже и реже слышится их гоготанье, опять тихо по-прежнему. Вот и давно ожидаемая луна; медленно подымается она из-за горизонта, освещая своим золотистым светом спокойную гладь озера. Осторожно плывут гуси к камышам; только изредка звонко вскрикивает какая-либо неугомонная казарка и глухо заговорят, как бы негодуя на нарушение тишины, ее товарищи. Наконец через широкую прогалину различаешь чернеющие массы — и недалеко они от края камышей. Тихо гогоча, вплывает первая стая в передний конец курьи, за нею другая, но каждая стая плывет отдельно, не смешиваясь одна с другой, с вожаком во главе и в строгом порядке; ясно виден черный силуэт каждой птицы, но ненадолго — тень от камышей на время скрывает их из глаз. Еще минута — передовой гусь показывается в переднем конце курьи, в 60 шагах. Наступает критический момент: затаив дыханье, не шелохнувшись, поджидаешь, пока не выплывет на средину вся стая, и с замирающим сердцем целишь в густую массу…

Гусь — птица стайная, а в стае строгие порядки, соблюдается бдительность. Во время пролета всех ведет опытная группа вожаков. Они периодически меняются между собой и каждый заботится о безопасности «коллектива». Если же у стаи кормежка, то есть сторожевики, наблюдающие за тем, что делается в округе. Поэтому застать врасплох гусей проблематично, рассчитывать на случайную успешную охоту не стоит. К тому же эти птицы могут прожить почти 50 лет. Получается: 50 лет — это 100 сезонов (весна — осень). Представьте, что на конкретного гуся охотились даже 4 сезона. Увидев в полете, например, отдельные кусты, он обязательно наберет безопасную для себя высоту на случай, если оттуда раздадутся выстрелы. Вот почему и говорят, что сидеть в кустах толку мало.

Не обижен гусь и зрением. Считается, что у него, по сравнению с человеком, зоркость в два раза лучше! Отсюда ясна нелепость поведения охотника, увидевшего налетающих птиц и поспешно ныряющего в скрадок. Гуси его, конечно, давно узрели и облетят укрытие. Да и сами их пролёты новичкам не совсем понятны. То летят интенсивно, то вяло, то стелятся над землей, то идут под облаками. Нередко слышишь ответы молодых охотников, вернувшихся с каких-либо хваленых мест: «гусь шел, но высоко». Интенсивность и периодичность — тоже предмет споров: «гусь уже прошел», «мы уехали с поля». Едешь после них — и получается прекрасная охота, так как подошла другая волна птиц.

Длительность пролета тоже порой вызывает вопросы: почему весной гуси дольше задержались в данной местности? А осенью, несмотря на то что здесь было тепло, они быстро, за несколько дней, улетели. Или: весной гуси идут над этим участком, а осенью их тут практически не видно.

Если тщательнее изучить повадки этих птиц, можно найти ответы на многие вопросы. Нельзя путать пролет стаи, идущей прямым ходом с юга на север, и местные перелеты с поля на поле, или с болот на поля и обратно. Эти местные стайки при наличии корма в данном районе могут крутиться около месяца. Вот почему их можно видеть низколетящими над полем. Периодичность же пролета объясняется тем, что гуси летят с зимовки волнами в зависимости от мест этой зимовки. Какие-то птицы были на Средиземноморье, какие-то в Нидерландах, какие-то в Румынии и т. д. Они и перемещаются своими группами. К тому же и гнездовья у всех разные. Кто-то движется к Белому морю, кто-то к Полярному кругу, кто-то на Новую Землю. Поэтому, если срок охоты не закончился, надо поджидать очередную волну, а не, чертыхаясь, убираться с поля. Весной гусю надо нагулять жир для брачных игр, да и места его гнездовья еще могут быть под снегом, поэтому он не спешит и жирует на полях по пути пролета. Осенью его могут подгонять морозы, идущие с севера. Земля застывает, из нее ничего не выдернуть. Нет питания — нет и жизни, вот птицы массово улетают все южнее, вернее, юго-западнее. Тогда гуси идут активно, как правило, не задерживаясь на тех полях, где жировали весной, поэтому их маршруты теперь совсем другие, в отличие от весенних, — по прямой на большой высоте широким фронтом, в том числе ночью, они уходят на юг. Если морозы не поджимают, птицы небольшими стайками, используя и ночь, могут, не особо торопясь, с интервалами, просачиваться на юг. Опять головоломка для новичка: прошел весь гусь или нет?

Все это и объясняет, что этих птиц стабильно добывают лишь 5—7 процентов охотников. Они глубоко исследуют повадки гусей, тщательно готовят снаряжение и боеприпасы, чучела и профили, делают скрадки, заблаговременно изучив местность.

При знакомстве с районом охоты не помешают и сведения местных жителей о наличии стай на полях. Эти данные, разумеется, нужно сопоставить с результатами своих обследований, чтобы получить объективную картину. Изучение местности легче проводить на автомашине, сочетая объезд с обходом полей. Обычно гуси задерживаются там, где посеяны озимые, где есть полоски полегших или сгоревших в прошлом году зерновых, а также бывших картофельных полей. Любят они и пашни, собирая на них корешки, червей, куколки различных насекомых. Нравятся этим птицам и заливные луга.

Выбирая район охоты, нужно помнить: недалеко от полей должны находиться обширные болота или глухие озера, куда гуси улетают на ночевку и отдых. Вот почему неплохо разведку провести заранее по карте масштаба в одном сантиметре пятьсот метров.

Из всех мест кормежки гусей я в первую очередь выделяю картофельные поля. Но и здесь не все просто. Поля не должны быть перепаханы или продискованы после уборки. Бракованные картофелины, пропущенные при уборке, семенные клубни обязательны на поле. За зиму от морозов внутри картофелин образуется крахмал, он — главная пища гусей. Об этом не все знают, но именно здесь зарыт один из ключей к успеху в охоте.

Я упомянул, что, покормившись на поле, птицы к вечеру улетают на болото или глухое озеро. Но не всегда так. Если гусей не беспокоят, если на полях есть лужи, если бушует циклон — они остаются ночевать здесь же. Считаю устаревшим перепечатываемое во многих книгах, что гуси прилетают на поле в 4-5 часов утра, улетают в 9-10 часов; второй прилет в 3 часа дня и возвращение на болото — затемно. Надо самому внимательно наблюдать и перепроверять написанное. Весной в течение дня не разберешь, сколько было налетов. Примерно пять-шесть. Проще все-таки считать, что гуси крутятся на полях, перелетая с поля на поле. Их могут спугивать охотники, сельхозрабочие. Поэтому и направление подлета птиц к скрадку тоже неоднообразное — с разных направлений.

Не так уж важно, чтобы охотник был повернут лицом на юг или юго-запад. Если оттуда слепит солнце, это еще и нецелесообразно. Часто менять скрадок, боясь, что гуси засекли, откуда был перед их подлетом выстрел, тоже не всегда оправдано. Дело в том, что весной на полях крутятся разные стайки. И неизвестно, какая из них и с какого поля подлетела. Закоснелым считаю и мнение, что гуси всегда высылают разведчиков. Если это и делают — то большие стаи, как правило, перед снятием с обеденного (дневного) отдыха. Малые стайки никаких разведчиков не высылают и если налетели низко — нечего раздумывать, надо стрелять… Да и с раннего утра вряд ли «назначаются» впередсмотрящие. Но после дневной пальбы разведка может искать свободное от людей поле.

О погоде. Надо внимательно изучать ее влияние на перелеты и пролет птиц. Например, весной циклон способен собрать их в какой-либо местности в большие массы. Когда снегопад, ливни и ветры стихнут — птицы повалят, будет отличная охота. Может случиться и так: циклон перекроет путь гусям, уже прошедшим через «вашу» местность. Не исключено их возвращение назад, что окажется заметным. И опять охота получится. Поэтому «гусиная погода» — это холод, снег, сырость, шквалистые ветра.

Не всякий высидит по колено в холодной грязи на пронизывающем ветру, ожидая налет стайки. Вот здесь-то и проверяется одно из главных качеств гусятника — терпение! А налет, несмотря на наличие птиц на полях, может оказаться один в течение всего дня, и именно в этот момент надо быть готовым к быстрому вскакиванию и выстрелу. Среди охотников есть примета: чуть отвлекся, занялся другим делом, вышел из скрадка — и тут над головой: «Га-гак»! Вот и потерян день. Остается только чертыхаться. Вдобавок, гуменники часто налетают без голоса. Заскрипели крылья над головой — а у тебя в руках стаканчик от термоса с горячим чаем. Вот и опять упустил свой шанс. Да и сидеть, расслабившись, не получится. Раздались голоса вверху, дернулся — нет, стоп. Ведь голоса писклявые, бить нельзя — пискулька, охраняется законом. Или замелькали тени напротив солнца — опять стоп: черные шеи — казарки, стрелять нельзя.

Другие тонкости. Вы нашли поле с зелено-белыми колбасками — пометом гусей, свежими следами от их лап в низинах. Решаете — тут место для устройства скрадка, придет удача. Не спешите с выводами. А вдруг на этом поле накануне два дня шла пальба, из-за чего местные гуси теперь сюда уже не сядут. Или в это утро на «вашем» участке данная стайка уже садилась, но ее спугнули и она переместилась на другой угол поля. Опять можно день просидеть без толку. С других полей могут и не налететь или пролететь мимо. Или такой вариант: следы есть, их много, они свежие. Вы устраиваетесь здесь, а птиц нет и нет. Вернее, они есть, но пролетают на низких трассах мимо. В чем дело? Почему их не интересуют ни профили, ни корпусники? А дело в том, что эти поля гуси уже «обработали». Здесь им ковырять уже нечего. Так что вы теряете время.

Я поступаю по-другому. Ищу трассы перелетов гусей между полями, на озеро, с болота и т. д. Их очень трудно определить, но они существуют. В случае успеха я становлюсь независимым от того, «обработано» данное поле или нет, спугнули эту стайку отсюда или нет, нравится ли стайке имеющаяся пища или нет. Я встречу ее на низкой трассе, когда она будет выбирать себе поле для приезды. И меня не интересует, где она сегодня сядет до обеда, где у нее трапеза перед сумерками. Мне даже не помешают охотники, спугнувшие с какого-либо поля гусей. Все равно есть вероятность, что птицы пройдут надо мной рано или поздно. Кто найдет такие трассы, тот чаще берет трофеи, у того не будет подранков. По своим проверенным маршрутам птицы идут низко и уверенно.

Эти маршруты зависят от конфигурации данного поля и расположения соседних полей, от лесов вокруг них, от маршрутов на близлежащие болота и озера, от деревень и построек в округе. Только накопив опыт, можно разобраться и с этим. Замечу, что так любимые некоторыми охотниками заросшие овраги, отдельно стоящие деревья и кусты, нагромождения валунов, бочек, ящиков и т. д. гуси благополучно облетают или набирают над ними безопасную высоту. Так что не спешите занимать позицию в подобных местах. Естественно, бессмысленно сидеть и в лесочках, а также неподалеку от скотного двора, которые рядом с деревней. Удачный выстрел с таких позиций — явление редкое и случайное.

Очень желательно, чтобы совпало так, что над трассой перелета птиц оказались на поле и лужи. Вот это уж точно принесет удачу. Здесь, ко всему, гуси будут присаживаться, чтобы попить, почистить перья. Тут они, если им не мешать, могут остаться даже на ночевку. Считается, что весной птицы менее осторожны, но болтающиеся по полю горе-гусятники, скорее всего, напрочь испортят вам охоту. Видимо, организациям, выдающим путевки в угодья, надо устанавливать их количество с таким расчетом, чтобы расстояние между охотниками было не менее 2-3 км. Без предъявления профилей или чучел-корпусников в путевках отказывать. Новичкам, не научившимся уверенно добывать уток, следует воздержаться от самостоятельных охот на гусей.

Открытие охот я в последние годы, как правило, пропускаю, приезжаю на третий-четвертый день. Меня не пугают заявления «гусь уже прошел». Глупость все это… Расчет, что при нахождении на поле большого числа добытчиков охота бывает успешнее, так как, мол, птиц чаще поднимают с него, не всегда оправдан. Действительно, гусям не дают толком приземлиться, но и мотаются они, как правило, на приличной высоте. И только ажиотаж заставляет многих приехавших поддаться чувствам и греть стволы, стреляя на запредельную высоту.

Можно также попытаться переместиться на другой конец поля подальше от всех…

О подготовке профилей и чучел. Этим надо заниматься заранее и, опять же, с толком. Количество профилей, с которого они начинают «работать», по моим прикидкам, — 30. Важны и точность силуэта профиля, и раскраска. Вернее, отсутствие блеска. Порой слышу: «Целую зиму раскрашивали по перышку». Это лишнее, ибо гуся привлекают ассоциации образов своих собратьев по форме, цвету и, главное, по полоскам и линиям. Например, косые полоски подкрыльев, черные пятна белолобиков, белое подхвостье. Так что раскрашивать каждое перышко ни к чему. Важнее, чтобы они не давали бликов. А избежать этого проще всего, обмазав профили жирной грязью. В последнее время мы используем и полукорпусники. Последние — предпочтительнее.

О чучелах — корпускниках. Считаю, что один корпусник заменяет примерно 5 профилей. Из чего исхожу? Надо, чтобы гусь, облетая засидку, постоянно видел в группе профилей несколько профилей, похожих по очертанию на его собратьев. А поскольку плоский профиль потому и называется профилем, что имитирует гуся, если на него смотришь в профиль (с одного бока или с противоположного). Итак, давайте считать вместе. Гусь облетает наши профили по кругу в 360 градусов (к примеру, против часовой стрелки). Сколько потребуется профилей, чтобы его зрение постоянно фиксировало очертание гуся? В начале облета — О градусов — один профиль (он же засчитывается и с оборотной стороны). В векторе 45 градусов и с оборотной стороны 225 градусов — два. В векторе 90 градусов и с оборотной 270 градусов — три. Следуя далее по кругу в векторе 135 градусов и с оборотной 315 градусов — четыре профиля. Добавим один плоскостной профиль со спины — пять. Почему я считал через каждые 45 градусов? Потому что боковой профиль напоминает очертания этой птицы, если смотреть на него под углом не более 45 градусов. А объемный корпус гуся распознаваем с любого ракурса…

Помимо покупки фабричных полукорпусников, мы делаем их и сами. На один корпус уходит 3 бачка из-под тосола, автомобильного масла. Разогреваем выкройку с бачка на костре и обжимаем (оплавляем) ее вокруг формы — цементной тумбы, отлитой в фабричном полукорпуснике. Головы вырезаем отдельно из плотного пенопласта, обшиваем черной материей и крепим с помощью штыря из алюминиевой проволоки, которая устанавливается в основание шеи. У меня 20 самодельных и 12 промышленных полукорпускников. Вес 30 штук — 7 кг.

Одежду предпочитаю шерстяную и суконную. На модные жилеты и синтепоновые куртки так и не перешел. Два свитера, суконная куртка, двое шерстяных брюк, шерстяные носки с шерстяными портянками. Сапоги — болотники или резиновые короткие на 2 размера больше. Войлочные стельки. Шерстяная шапка. Камуфлированные куртка и брюки из синтетики (не блестящей). Главное, чтобы краска всей экипировки не отражала ультрафиолет и не давала бликов. То есть, экипировка должна быть охотничьей, а не военной, ибо человеческое зрение не улавливает ультрафиолет, а птичье — да. В противном случае лучше любой, пусть и старенький, ватник. В США поняли преимущества шерсти и сукна и стали отступать от своей любимой синтетики. А в шерстяной одежде, даже намокнув, сносно дожидаться, пока переоденешься в запасной комплект. Да и просушить шерстяную одежду легче и быстрее на костре, солнце, у печки. Находясь же постоянно в сырости, она меньше впитывает влаги, в ней не отпотеваешь при ходьбе.

От сильного дождя многое перепробовал и остановился на прорезиненном плаще от армейского общевойскового защитного комплекта (ОЗК). Даже офицерская плащ-накидка со временем промокает насквозь. Не говорю уж о различных костюмах с пропиткой.

Берем с собой пенополиуретановые коврики на подстилку в скрадок. Кусок рыболовной сетки — обметать тычки высотой 0,4 м вокруг скрадка. Выше нельзя. А так эта сеточка, натыканная бурьяном, смахивает на заросшую борозду. Патронташи обязательны. В момент активного лета некогда шарить по карманам, доставая патроны. Да и теряются они из карманов. И счет удобен: взял патронташ с 24 патронами — сколько осталось вечером после стрельбы? Ружье 12 калибра. Лучше самозарядное. При налете стайки больше шансов. И быстрее можно добрать подранка. Не дать ему убежать или отлететь, пока будешь перезаряжать патроны.

Рюкзак для переноски больших грузов — туристский или со станком. Главное, чтобы большая часть поклажи распределилась на пояс. Тогда давление на плечи и позвоночник уменьшится. Груз должен быть как можно ближе к спине, чтобы не гнуться в три погибели, создавая противовес. В общем, рюкзак должен соответствовать анатомии конкретного человека. В результате легче передвигаться на большие расстояния, не сбивая дыхания и не уставая.

При переходах по дорогам и тропам лучше идти в кроссовках, а сапоги приторочить к рюкзаку. Если же груз вообще «неподъемный», а есть тропинки — можно часть вещей подвесить к раме велосипеда, а часть — в рюкзак (меньшую). Это неплохой выход, особенно если нет подъезда на машине. Бинокли у нас 8 на 30: 8 — кратность, 30 — диаметр объектива. Светосилу определяем так. 30 делим на 8 и полученную цифру возводим в квадрат. Получается чуть больше 14. Цифра меньше 25, поэтому в сумерки такой бинокль не очень-то подходит, но для наблюдения днем вполне годится. К тому же кратность 8 — значит, изображение не дрожит, как в приборах с кратностью 10 или 12. Угол зрения хороший, можно быстро поймать стайку в небе.

Фотоаппараты у нас с таймерами. Их крепим струбциной к ветке, колышку. Пленки 24 кадра, чувствительностью 200 единиц, цветные. Штыковую лопату берем всегда — копать щель для скрадка. Есть топор, ножовка, большой нож. Складной ноже разными предметами постоянно в кармане. Многие мелкие работы выполняем с его помощью. Манки для гусей — деревянные разных модификаций. Манок для белолобика спаяли из латунных гильз 32 и 28 калибров. В запасе — иголки и нитки, крем для рук (ведь все время в сырости). Медицинские таблетки, шомпол, смазка ЦИАТИМ.

В рюкзаке все вещи упакованы в полиэтиленовые мешки, чтобы не промокли от дождя. При переправе через водоемы это еще и спасательный плотик.

Теперь о номере дроби и на каком расстояние лучше стрелять гусей. Опыт в этом деле играет первейшую роль. Если скрадок поставлен в нужном месте, хорошо замаскирован, охотник не елозит в нем — то гусь налетит близко и крупная дробь не понадобится. Считаю, что стрельба картечью — злостное браконьерство. На мой взгляд, дальняя дистанция здесь 45-50 метров, предельная — 55-60. Охотничья литература для стрельбы на 45-50 метров обычно рекомендует применять контейнер. Но не все контейнеры могут повысить дальность эффективной стрельбы. Если они «проваливаются» в канале ствола, малы закраины манжет, мал объем самого контейнера, не тот материал, то они бой не улучшат. В таких случаях от них лучше отказаться.

Проанализировав охотничью литературу, начиная с дореволюционной, могу сказать, что основные рекомендации по номеру дроби — это №№ 1,0,00. Мои исследования по пристрелке дроби №№ 1 и 0 показали, что приращение кучности боя на дальности 60 метров происходит, если дробь согласована с дульным сужением и пересыпана крахмалом. А вот для средней и мелкой дроби до 40 метров неплохо подходит и контейнер. При снаряжении же патронов с дробью № 0 контейнер не использую. Тем более, что с контейнером при крупной дроби ухудшается равномерность осыпи.

Есть такой пример для сравнения. В 60-е годы оружейники и промысловики определили, какая дробь и на каком максимальном расстоянии будет эффективной при стрельбе лысух. Вывод такой. Дробь № 3, ружье 12 калибра, сужение 1,0 мм, расстояние 60 метров, длина ствола 750 мм. Я считаю, что хотя резкость дроби №№ 00, 000, 0000 и будет больше, но кучность окажется недостаточной для эффективного поражения гуся. Наблюдения знатока стрельбы дробью Зернова: на 100 метров при площади гуся 300 кв. см с ружья 12 калибра и дроби № 0000 массой 32 г. (43 дробины) бывает одно попадание в птицу одной дробиной из 9-ти выстрелов. Таким образом, на 4-х пораженных дробью гусей понадобится 36 патронов. Скорее всего, что из 4-х попаданий по одной дробине 2 или 3 будут неубойными в заднюю часть корпуса. Значит, на 36 патронов в лучшем случае придется 1 -2 гуся. Результат неважный. Штейнгольд указывал, что дробь № 1 на 60 метров рассеивается на 2 метра, на 70 метров — на 2,5 метра, на 100 метров — на 4 метра. Д. Поляков: патрон Магнум надежно поражает утку до 53 метров при массе дроби 39 г. Знаменитый стрелок России Д. Т. Смирнов (полковник царской армии) писал: «На 40 метров бью всегда, на 45 метров — удачи от 1/2 до 3/4 выстрелов, на 52 метра бью редко, если попал — маслицем по сердцу, не попал — и так ладно. На 72 метра не бью». Зернов сообщает — (проверено и моими экспериментами) — при скорости 150 м/сек дробь ломает кости: № 6 — на 60 метров, № 3 на 70 метров, № 1 на 80 метров, № 0 на 85 метров, № 00 на 90 метров и т. д. Но следует иметь в виду: при стрельбе дробью № 3 на 60 метров резкость будет 2/3 от резкости на 35 метров. На дистанции 65 метров — резкость равна 1/2 от резкости на 35 метров, на дистанции 70 метров — 1/3 от резкости на 35 метров (Дейнерт).

Нам все время внушали, что для надежного поражения дичи необходимо, чтобы в нее попало 4—5 дробин. Это хорошо. Но при стрельбе гусей считаю: достаточно и того, чтобы в птицу попало хотя бы 2 убойных дробины. Надо при пристрелке под лист подкладывать сосновую дощечку и помимо кучности ориентироваться по резкости боя. Мой патрон на гуся: 12 калибр, дробь №№ 1, О, пластмассовая гильза, масса пороха «Сокол» — по этикетке, капсюль «Жевело», пластмассовый обтюратор, две картонки. Для диаметра канала 18,2 мм диаметр картонной прокладки — 18,6 мм, диаметр войлочного пыжа — 18,9 мм. Для канала 18,5 мм картонная прокладка 18,9 мм, войлочный пыж — 19,2 мм.

Дробь перемешиваю с крахмалом (36 г.). Заделка закруткой. Обтюрировать надо как можно тщательнее. Вместо обтюратора можно непосредственно на порох класть пыж дробовой (Шейнина).

Большой знаток дробовой стрельбы Н. Н. Фокин писал, что пересыпка дроби картофельной мукой — лучший в мире концентратор для чока. Сказано давно, но актуально и теперь. Не пренебрегайте скрупулезной работой по подбору снаряда для гуся на пределе — это окупится удачными выстрелами. Мои результаты: дробью № 0 на расстоянии 60 метров в круге диаметром 750 мм — 27-30 пробоин. При применении пороха «Сунар — Магнум» для 12 калибра беру его 2,2 г при 42 г дроби. Благодаря особому режиму горения пороха и плавному разгону снаряда эти патроны можно использовать в наших обычных ружьях (при неизношенных стволах). Стрельба — максимум до 70 метров. Стрельбу далее 60 метров не одобряю, считаю браконьерством и вредительством, какой бы дробью она ни велась. Хоть №№ 00, 000, 0000. Эти номера дроби вообще не рекомендую использовать на гусиной охоте. Не говоря уже о картечи. На белолобиков осенью — № 1, весной по жесткому перу — № 0.

Итак, место для скрадка определено. Лопатой роем узкую длинную щель-яму для лежания на спине одного человека. Вдвоем не сидеть: хуже маскировка. Где-то под коленками копаем небольшую ямку для быстрого вскакивания при налете гусей. Общая глубина борозды-щели — 40-50 см. Считаю неоправданными рекомендации, кочующие из книги в книгу с 60-х годов, о рытье ямы. Разве в ней долго просидишь? Устанет спина, затечет от плохого кровообращения зад. Да и в просвет стенок скрадка видно шевеление головы охотника. Понаблюдайте за сидящим в укрытии. Вы заметите, как он елозит, подносит бинокль, крутит головой, пытаясь рассмотреть гагакнувшую сзади стайку. Ну, а раз вы заметили, значит, и птицы тоже. Ведь у них зрение острее.

Вокруг щели втыкаем колышки высотой 40-50 см и обметываем их рыболовной сеткой. Обтыкаем сетку травой и веточками. Но не очень густо. Гусь не доверяет густоте. Стелим коврик и устраиваемся лежа-полулежа. Голова слегка на возвышении. Использовать маскировочную сетку, вероятно, можно, если ее элементы не синтетические и если она по цвету подходит к данной местности (полю). Но это бывает очень редко. А так у нас и сетка пропитана грязью с этого поля, и трава «родная, местная». То есть все естественно. Другие какие-либо сооружения на поле настораживают гуся, сидеть в них бессмысленно. Профили и корпусники расставляем рядом со скрадком, начиная с 5 метров от него. Рассчитываем, что взгляд гуся в первую очередь сосредоточивается на «собратьях» и скрадок он «пропускает».

Профили ставим цепочкой под разными углами. Тычки должны быть надежными, так как упавший профиль начисто портит охоту. Сторожевики стоят в сторожке, отдельно. В общем, надо понаблюдать за кормящейся стаей вблизи, тогда многое прояснится в их «быте». Вокруг скрадка не нужно бродить. Ну и, конечно, на другие охоты не отвлекаться. Мне вообще непонятно, когда говорят: часа четыре посидел в скрадке, затем погонял на речке уток, а вечером пошел на тягу вальдшнепа. Я так охотиться не могу. Это ведь абсурд! Приехал на гусей, так уж сиди, терпи. Не можешь — и не занимайся. Ждать надо и утром, и днем, и вечером. И в пасмурную погоду, и в солнечную. И в безветрие, и в ветер. И уж обязательно в «гусиную погоду» — в слякоть. Хотя это и непросто. Бывает, что и продрогнешь как цуцик. Зато как же радостно возвращаться с трофеями на бивак!

Вечером больше надежд на успех, так как с приближением темноты хуже видно, а значит, и легче маскироваться. Да и на профили вечером птицы идут охотнее. В сильный ветер они летают низко, просто стелятся над землей. Охота тогда проще. Хотя самому некомфортно на пронизывающем ветру, да еще и с мокрым снегом.

В попутный ветер пролет активнее. Это надо обязательно использовать.

Весной, нам кажется, гусь легче идет на манок. Мы объясняем это для себя тем, что на призывный голос гусыни не прочь ответить гусь. И наоборот. Ведь идет процесс формирования пар. А инстинкт продолжения рода, как известно, очень силен. Осенью же гусь с разбитой стайки ищет или своих родителей, или братьев и сестер. Их голоса он хорошо знает и к другим гусям не стремится присоединиться. Непосредственно перед посадкой (мне кажется, метров за 150) гуси перестают гоготать. А то, что пишут, что гогочущие гуси никогда не сядут, считаю неверным. Важно, гогочут ли они последние 150 метров.

Я никогда не рассчитываю на какой-то сумасшедший вал гусей, а всегда бдительно жду одного налета. И с него беру гусей (с МЦ 21-12). Да мне вал и не нужен. Много набить я никогда не стремлюсь. К этому приучаю и своих молодых товарищей. И еще придерживаюсь правила: дать возможность стайке сделать 2—3 облета. Ведь мне это нетрудно. Раз гуси не «нарисовались» у меня над головой, значит, они прошли в сторонке. Пусть идут. Авось на втором-третьем круге пройдут на выстреле. А попытаться развернуться, приподняться, чтобы лучше разглядеть — верный путь «рассекретить» себя. И тогда уж эту стайку в ближайшие дни тут ждать бесполезно.

Надо долго учиться пользоваться манком, разбираться в интонациях и значении сигналов. Я для этого зимой ездил к одному деду. Замечу: нельзя злоупотреблять при подманивании. Видишь, что стали разворачиваться, — «бебекнул» разок низким «бормотящим» звуком и все. Молчи. Иначе они почувствуют фальшь. Хоть я и написал, что головой нельзя возвышаться над горизонтом, надо все же, по возможности не делая резких движений, слегка разворачивать голову, если сзади раздаются голоса или скрип крыльев. А то можно прозевать бесшумный налет гуменников и бухнуть только вдогонку. Если все же определил, что после долгого перерыва налетает разведка, ее, конечно, трогать нельзя. Постреляв денек с одного скрадка, на второй день все-таки желательно перейти в другой. Местные стайки на него теперь точно не налетят. Разве только вновь прибывшие.

Редкие взмахи крыльев и большие размеры птиц создают иллюзию их близости. Это большая трудность для начинающих — определить расстояние до гусей. Верный выстрел — когда видны их лапки. Можно прикинуть и так: на 60 метров длина гуся равна диаметру ствола в дульной части. Соотношение длины крыла к длине туловища (от плеча до хвоста по косой) больше, чем, например, у утки. Поэтому ему для той же скорости можно взмахивать крыльями реже. А скорость — 17-20 м/сек. Упреждение уже на 50 метров надо брать 4—5 корпусов.

Корпус этих птиц хорошо защищен пером и пухом, слабее — крылья и шея. Поэтому выгоднее стрелять тогда, когда гусь раскрыт — над собой. Бесполезно бить и встречного. Надо пропустить и стрелять под перо. Кое-кто из охотников говорит, что гусей стреляет не далее 30 метров. Вероятно, у таких людей просто страдает глазомер. Я допускаю выстрелы до 60 метров. Патроны и ружье меня, как правило, не разочаровывают. Но ложа ружья должна быть прикладистой, удобной для стрельбы стоя, в крайнем случае с колена. Сидя будет много промахов.

Выцеливать надо конкретного гуся, не первого, но и не последнего в строю. И только в сумерках иногда мне кажется, что нажал на спуск «дав переда» — упреждение перед сгустком — темным комком стайки. Вести же заградительный огонь, как с зенитки, перед стаей вместо выцеливания — неправильно и малоперспективно. При подлете стаи надо собрать нервы в кулак. Уже кажется, что пора вскакивать, но опыт подсказывает — рано, птицы еще могут заложить вираж и отвернуть. И верно, потом, прокручивая в памяти эти мгновения, вспоминаешь, что еще 2-3 секунды гуси приближались до момента изготовки.

После выстрела следует наблюдать за поведением стайки. Гусь птица крепкая и зачастую падает, только пролетев не одну сотню метров. За подранком нужно сразу же бежать, четко запомнив ориентир — вектор его падения по отношению к скрадку. Иначе можно долго нарезать круги совсем не в районе падения птицы… Идти надо с биноклем, так как гусь может отбегать и затаиваться среди кочек и в траве. Ружье должно быть наготове, чтобы сразу дострелить внезапно сорвавшегося с укрытия гуся. Подранки ведут себя по-разному. Сильно раненые — затаиваются, слабораненые — убегают, а то, очухавшись, и улетают. Так что требуется быть наготове. Если прихватила темнота — надо искать подранка утром.

Что еще можно добавить по технике охоты? Скрадок на двоих лучше не делать. Неизбежно завяжется разговор, пойдет обмен впечатлениями, начнутся шевеления. А шевеление — главный враг маскировки. Знаю охотоведа, который близко подпускает гусей, словно окаменев в борозде. Ему не нужны полуавтоматы, нулевые номера дроби, маскировочные сети. Он и так всегда с трофеем.

Скрадки, из которых приходится долго выбираться, не годятся. Ведь 2-3 секунды — это 35-50 метров полета гуся. Что толку, когда «отсалютуешь» ему вслед. Не люблю громоздкие скрадки. Да и выкатываться из-под натянутых сетей — это опять те же 2-3 потерянных секунды. Мне же в скрадке нужно только вскочить и выстрелить.

В сильный ветер гусей сносит с трассы на 50-100 метров в сторону. Это тоже надо учитывать. Мой приятель с большой точностью определяет, куда следует сместиться при этом. Некоторые охотники утверждают, что к профилям гуси только снижаются. Но мои друзья и я, задремав в укрытии, после пробуждения не раз видели спокойно разгуливающих между ними гусей. Как выражается в таких случаях мой приятель, «профиля затоптали».

Какие же заповеди чтим мы в своей компании? Для охоты на гусей выделять не менее 3 дней, на другие охоты при этом не отвлекаться. Быть терпеливым, находясь в засидке. Ничего блестящего в экипировке, снаряжении. Сидеть на картофельном поле, у лужи, на трассе; скрадок — узкая неприметная щель в борозде пашни; лежать ниже уровня горизонта, приподниматься только для стрельбы; циклон, холод, дождь, мокрый снег — не враги, а помощники. Брать 30 профилей плюс чучела корпусников, не дающих бликов, не имеющих яркой раскраски. Ружья 12 калибра, патроны: на белолобика и других гусей осенью № 1, весной, когда перо жесткое, на всех — № 0. Упреждение на 50 метров — 5 корпусов, далее 60 метров не бить, дробью 2, 3 и 4 нулей и картечью не стрелять.

Питание организуем добротное. Заранее готовим «Шмель». Дрова не везде могут быть под рукой. Вернее их, как правило, нет. Охота ведь на обширных полях. Трехлитровый чайник на «Шмеле» закипает за 18 минут, двухлитровый — за 10. Одна заправка примуса — 0,66 л. Время непрерывного горения — 3-4,5 часа. Необходимо заранее проверить, не разъело ли бензином прокладки предохранительного и обратного клапанов. Заменить кольцо поршня. С собой брать запчасти. Если их нет — захватить кусок бензинового шланга к карбюратору. Из него можно вырезать прокладки. Со «Шмелем» нужно быть аккуратным: не допускать протечки бензина, не перекачивать, не откручивать насос, пока он не остыл. Для долгого хранения бензин сливаем, насос выкручиваем. Манжету насоса кое-кто заменяет кожаной — как у насоса велосипедного. Можно приобрести и «Эверест» с инфракрасным горением.

Примус «Турист» тоже неплохо работает. Но его производительность меньше — 1 литр закипает за 8 минут. С паяльной лампой быстрее всего, только для нее надо сварить треногу с направляющей трубой для пламени. Газовая горелка с баллончиком на 220 г расходует за 1 час 150 г. Для костра надо укрывать от дождя дрова, а в сильный ветер ставить экран. Для растопки можно использовать сушняк с густого ельника или 1/2, 1/4 часть таблетки сухого горючего. Для «Шмелей» тоже берем сухое горючее. Тогда его можно разжигать и в палатке — под навесом меньше копоти. Днем, сварив кашу и накипятив воды, заливаем двухлитровый термос. Это для вечернего, а позже и утреннего чаепития. Тогда некогда возиться с костром и «Шмелями», да и в темноте это не так просто: можно что-нибудь раздавить, сломать. Особенно если гусь активно летит.

Из продуктов берем крупы, тушенку, хлеб, сухари, сало, сыр, копченые рыбу и колбасу. В пластиковых бутылках — сахар-песок, соль. Если недалеко поселок, тогда проще — можно подкупить то, что необходимо. Из посуды имеем 2 котелка, 2 алюминиевых чайника, кружки, миски, ложки, нож. С собой в скрадок захватываем бутерброды на день и термос емкостью 0,5-1,0 литра, чтобы во время охоты не бродить по полю. С этим у нас строго. Люди все серьезные. У моего приятеля всегда один и тот же вопрос к чужакам, болтающимся по полю: «Вы меня видели на поле»? Ответ: «Нет». А я Вас вижу бродящим по полю«.

Невыспавшийся охотник — плохой охотник. Конечно, сутки-двое можно вытерпеть. А если приехали на недельку, то следует позаботиться о жилье. Отдых в машине не требует особой подготовки, но при установке палатки надо иметь определенный опыт. Однажды приятели наспех установили ее, я пришел после всех и мне под бок попал корень дерева. Переместиться было некуда и я ерзал всю ночь.

На двоих лучше приобретать палатку 3-4 местную: просторнее, легче разложить вещи. Пропиткам палаток не верим и всегда дополнительно накрываем их пленкой. Колышки необходимо крепить надежно, а то был случай, когда ночью шквалистым ветром сорвало и пленку, и угол палатки. Промучились всю ночь, а днем сушили спальники, свитера, брюки. Спальники берем с тройным синтепоновым слоем. Пуховые, конечно, теплее, но если они подмокли, быстро высушить их в полевых условиях невозможно. А синтепоновые — развесил на ветках и через часик-два они сухие. Под спальниками коврики из пенополиуретана. Они не впитывают влагу, а с электростатиком при шевелении греют. Сухую запасную одежду храним в пакетах. Приходя с охоты, переодеваемся в сухое и только после этого забираемся в спальники. Иначе они незаметно отсыреют. А это значит, что можно застудиться и заболеть. Днем в солнечную погоду и на ветерке периодически все вещи просушиваем. В болотные сапоги при этом наталкиваем газеты. Если погода похуже — разводим костер.

Компания у нас постоянная, мы, как говорится, притерты друг к другу. Это важно. Все пойдет насмарку, если в коллектив попадет случайный человек, вносящий дезорганизацию, всем недовольный. Мы же понимаем друг друга с полуслова.

Тушки выпотрошенных птиц храним, подвесив в тени, набив их животы хвоей.

Перед возвращением домой обеспечиваем полноценный сон водителю. Все хорошо тогда, когда хорошо кончается.

Анатолий АЗАРОВ, член Ассоциации оружиеведов «Арсенал»,
г. Санкт-Петербург.

Философия охоты

Гусь птица осторожная. Объясняется это многими факторами. Птица стайная со строгими порядками в стае. Во время пролёта стаю ведёт опытная группа вожаков. Они меняются между собой периодически во время полета. На кормёжке — тоже есть сторожевики, наблюдающие округу… Поэтому застать врасплох гусей проблематично. Отсюда рассчитывать на случайную успешную охоту не стоит…